Все-таки я Володьку совсем не отшила. И сказать уже всю правду? Мне с ним все-таки как-то приятно бывать. Выработалась привычка, вернее — потребность, с ним видеться. Общая работа,
интересные споры — и первая ласка. Я уклонялась, не хотела (считала, нет у меня любви «по-настоящему»), и все-таки поцелуй — в губы. И после собрания за руку шли домой.
Неточные совпадения
Когда говорили
интересное и понятное, Климу было выгодно, что взрослые забывали о нем, но, если
споры утомляли его, он тотчас напоминал о себе, и мать или отец изумлялись...
Иногда Клим испытывал желание возразить девочке,
поспорить с нею, но не решался на это, боясь, что Лида рассердится. Находя ее самой
интересной из всех знакомых девочек, он гордился тем, что Лидия относится к нему лучше, чем другие дети. И когда Лида вдруг капризно изменяла ему, приглашая в тарантас Любовь Сомову, Клим чувствовал себя обиженным, покинутым и ревновал до злых слез.
«И для
споров с самим собою», — добавил Самгин, механически продолжая
спор. «Неверно: в Париже
интереснее, приятнее жить, чем в Петербурге…»
— Нет, — сказал Самгин, понимая, что говорит неправду, — мысли у него были обиженные и бежали прочь от ее слов, но он чувствовал, что раздражение против нее исчезает и возражать против ее слов — не хочется, вероятно, потому, что слушать ее —
интересней, чем
спорить с нею. Он вспомнил, что Варвара, а за нею Макаров говорили нечто сродное с мыслями Зотовой о «временно обязанных революционерах». Вот это было неприятно, это как бы понижало значение речей Марины.
В конце концов художественная литература являлась пред ним как собеседник неглупый, иногда — очень
интересный, собеседник, с которым можно было
спорить молча, молча смеяться над ним и не верить ему.
Но мной не считали нужным или
интересным заниматься так, как вчера, и я скромно стал сзади. Возникли предположения идти осматривать оранжерею, где помещались редкие тропические бабочки, осмотреть также вновь привезенные картины старых мастеров и статую, раскопанную в Тибете, но после «Ксаверия» не было ни у кого настоящей охоты ни к каким развлечениям. О нем начали говорить с таким увлечением, что
спорам и восклицаниям не предвиделось конца.
Кричит,
спорит и требует, чтоб
интересная книга не была разделяема.
Няня казалась немножко расстроена, и с нею больше не
спорили и теплой веры ее не огорчали, тем более что никто не думал, что всей этой истории еще не конец и что о Шерамуре, долго спустя, получатся новейшие и притом самые
интереснее известия.
— Вам нравится все грубое, —
спорила генеральша по неизвестной причине. — Да и вообще, что может быть
интересного в подобном обществе? Вам, Ардальон Павлович, я могу только удивляться…
— Читали уже, — сухо говорил Яков Иванович, но партнер не слушал его и прочитывал, что казалось ему
интересным и важным. Однажды он таким образом довел остальных до
спора и чуть ли не до ссоры, так как Евпраксия Васильевна не хотела признавать законного порядка судопроизводства и требовала, чтобы Дрейфуса освободили немедленно, а Яков Иванович и ее брат настаивали на том, что сперва необходимо соблюсти некоторые формальности и потом уже освободить. Первым опомнился Яков Иванович и сказал, указывая на стол...
Сергей своим твердым, самоуверенным голосом вмешался в
спор и стал защищать высказанный Балуевым взгляд.
Спор сразу оживился, сделался глубже, ярче и
интереснее; и по мере того как он отрывался от осязательной действительности, он становился все ярче и жизненнее. Балуев же, столь сильный своею неотрывностью от жизни, был теперь тускл и сер. Он почти перестал возражать. Горячо и внимательно слушая Сергея, он только сочувственно кивал головою на его возражения.
Печерников предложил устроить еще раз это же чтение на квартире у них. Здесь состав слушателей оказался
интереснее, чем у меня,
споры — ярче и углубленнее. И возникла мысль...
— Почему же? — живо спросил Рашевич, предчувствуя
интересный и продолжительный
спор. — Почему же?